Останусь. Не брошу ее в такой момент, когда она растеряна и разбита правдой.
- Девочки соскучились… - трусливо идет на попятную. Вроде бы сильная, состоявшая женщина, но в отношениях как девчонка. Впрочем, и я недалеко ушел. Ведем себя как подростки.
- Вера-а, - перекатываю ее имя на языке и укоризненно качаю головой.
- Да, хочу, - признается серьезно. Одним коротким словом вышибает воздух из легких. И заполняет их кипящей ртутью вместе со своей следующей фразой: - С тобой не болит.
На секунду оба прекращаем дышать. Смотрим друг на друга, опасаясь сделать неловкое движение или обронить неуместное слово. Чтобы не спугнуть момент. Не ранить случайно друг друга, когда мы одинаково обнажены и открыты, будто вывернуты наизнанку.
- У меня с тобой – тоже, - произношу чуть ли не по слогам, взвешивая каждый.
Мы не признаемся друг другу в любви – разучились. Но желание быть вместе настолько сильное и обоюдное, что слова теряют значение. Остаются лишь ощущения.
Как одурманенный, срываю с нее одежду. Нетерпеливо, небрежно и жадно, но при этом покрываю поцелуями каждый сантиметр тела, как будто извиняясь за порывистость. Вера откликается на ласки со всей присущей ей пылкостью, выпуская внутренних демониц плясать на моих костях.
После очередного «Костенька», слетевшего с истерзанных мной губ, я окончательно теряю контроль. Беру ее несдержанно и грубовато, заполняя собой одним толчком. Вера не борется, не пытается забрать инициативу или показать превосходство. Сегодня она отдается чувствам и мне. Надеюсь, так будет всегда.
Пока выбиваю из ее груди сладкие стоны и заглушаю их поцелуями, в голове крутится единственная мысль. Эгоистичная и срывающая тормоза.
Наконец-то, моя.
Глава 37
Две недели спустя
Вера
- Костя, - томно лепечу спросонья.
Все эти дни после возвращения домой я засыпаю и просыпаюсь с его именем на губах. И в его жарких объятиях. Пытаюсь потянуться, но крепкая хватка сзади не позволяют мне сделать ни малейшего движения.
- Ты кого-то другого ждала в нашей постели?
Невольно улыбаюсь, повернув голову, и Костя целует меня в проступившую на щеке ямочку.
В нашей… Мы не так много времени по-настоящему вместе, но у нас уже все общее. Костя забрал нас с дачи сразу же, как появилась возможность, и теперь готов перестроить свой привычный уклад, перевернуть вверх дном собственный дом. Лишь бы я осталась, будто мне есть куда бежать. Вся моя жизнь теперь сосредоточена здесь. Костя не просто принимает меня в сложившуюся годами семью Воскресенских. Он делает вид, что я всегда была с ними.
- Ревность – признак слабости и недоверия, - вытягиваю шею, чтобы ласково мазнуть носиком по его лицу.
- А острый язычок – предвестник наказания, - ухмыляется Костя и находит мои губы своими, впиваясь голодным поцелуем, сметающим последние остатки сна.
Крепче обнимает меня сзади, давит рукой на ребра, выбивая дух, впечатывается торсом в мою спину. Упирается пахом в поясницу так, чтобы я смогла в полной мере прочувствовать твердость и серьезность его намерений.
- Костя, почти шесть утра, - сипло шепчу, когда он зарывается носом в мои кудри, пробирается к шее и присасывается к горячей, бешено бьющейся жилке. - Мне тебя на работу отправлять, а потом лапочкам завтрак готовить.
Сопротивляюсь слабо и неохотно. Наоборот, запрокидываю голову, открываясь для жадных мужских ласк, опускаю руку к его напряженным бедрам, которые плотно прижаты к моим, поглаживаю ладонью, пытаясь вклиниться между нашими телами. Мне нравится трогать его не меньше, чем ему – меня. Мы оба одержимы друг другом.
- Считай, что уже начала «отправлять», - довольно рычит мне в ухо и оттягивает зубами мочку. - Сегодня у меня тяжелый день. Финальное слушание по делу Славина, пора уже освободить придурка. Так что мне необходим заряд бодрости и энергии.
Он намеренно не упоминает бывшую жену, а я не хочу разрушать такой интимный момент лишними расспросами. Костя убедил меня, что все идет как по маслу, и у меня нет причин ему не верить. Все, что я могу – так это подержать его. Обеспечить крепкий тыл нашему воину и защитнику.
- Судя по твоим аппетитам, у тебя каждый день тяжелее предыдущего, - издаю игривый смешок вместе со стоном, когда горячая ладонь забирается под мою тонкую майку и сжимает грудь.
- Так работа нервная, - хмыкает Костя, не прекращая ласкать меня.
Отвлекая меня поцелуями, скользит рукой по животику вниз. Невесомые шортики пижамы не становятся для него преградой. Он знает, как легко и быстро заставить меня согласиться на все что угодно.
Воскресенского пора внести в список самых опасных обольстителей. Запретить его, как сильнодействующее средство, вызывающее привыкание.
Пара умелых прикосновений – и я растекаюсь от захлестнувших меня эмоций. Сама подаюсь ближе, насколько это вообще возможно.
Между нами не осталось ни миллиметра воздуха.
Сплелись, соединились, впитались друг друга.
Принимаю его со сдавленным вздохом. Мы оба очень быстро подходим к грани – и срываемся в пропасть чувственности и страсти практически одновременно. Идеальная совместимость.
«Где же ты был все эти пять лет. Всю мою жизнь…» - проносится в мыслях в тот самый момент, когда я взрываюсь фейерверком, разлетаясь миллиардом искр.
- Доброе утро, рыженькая, - ехидно произносит Костя, не выпуская меня из объятий.
Пытаемся отдышаться, но это сложно, когда сердца скачут одинаково безумно, тела превращаются в единый организм, а душа... у нас давно одна на двоих. Мы не решаемся оторваться друг от друга, будто сразу же упадем замертво.
Однако из динамика радионяни на тумбочке раздаются шорохи, а следом – детские голоса, от которых внутри разливается тепло. Широко улыбаюсь, чувствуя себя абсолютно счастливой. Желанной женщиной и любимой матерью.
- Ма-па-а, мы идем пи-исять, - радостно сообщают двойняшки по рации. Ответа не ждут, потому что радионяня работает только на прием, так что нас они не услышат.
- Вот теперь доброе утро, - заливисто смеюсь, поднимаясь с постели.
- Издержки многодетной семьи, - вторит мне Воскресенский и, размяв шею, запускает пятерню в волосы.
- Многодетная – от трех малышей. Мы не дотягиваем, - беззаботно отвечаю и целую его в щеку.
- У нас все впереди, - говорит неожиданно серьезно, без тени улыбки. Так уверенно, будто это «дело» он уже тоже выиграл.
Чмокнув меня в висок, одевается и идет к детям, оставив меня в недоумении и растерянности. Неужели ему недостаточно того, что у нас уже есть?
День пролетает незаметно. Лапочки не дают мне заскучать, отгоняют все тревоги и переживания. Зашивают раненое сердце звонким смехом, шалостями и ласковым словом «мама». Они перестали называть меня по имени, ведь им изначально это не нравилось, а я исправляла и настаивала. Все изменилось, когда я узнала, что мы действительно родные. Мои малышки сами нашли меня, ведомые зовом крови, привязали к себе и не захотели отпускать, а я по глупости сопротивлялась…
Чувство вины грызет меня изнутри. Не знаю, как объяснить девочкам, почему меня так долго не было рядом. Благо, они и не спрашивают. Принимают блудную мать такой, какая есть, не отходят от меня ни на шаг. В их сердечках нет места для обиды – все заполнено любовью.
- Мама, там папа пр-лиехал, - хором вопят Маша и Ксюша и, бросив все дела, несутся к выходу.
Как только Костя открывает дверь, они налетают на него, обнимая так, будто не видели целую вечность. Если честно, меня переполняют похожие эмоции.
С каждым днем все сложнее разлучаться, даже на несколько часов. Может, станет легче, когда я займусь кафе, ведь за эти недели я превратилась в домохозяйку, которая с утра до вечера занимается детьми и ждет мужа с работы. Правда, мы не женаты, и это к лучшему. Первый официальный брак не принес мне ничего, кроме боли, предательства и раздела имущества.